Неточные совпадения
Услыхав шум платья и легких шагов уже
в дверях, она
оглянулась, и на измученном лице ее невольно выразилось не радость, а удивление. Она встала и обняла золовку.
— Да, — сказала она, робко
оглядываясь на
дверь,
в которой показался Николай Левин.
В пять часов скрип отворенной
двери разбудил его. Он вскочил и
оглянулся. Кити не было на постели подле него. Но за перегородкой был движущийся свет, и он слышал ее шаги.
— Батюшки! на что ты похож! — сказал Сергей Иванович,
в первую минуту недовольно
оглядываясь на брата. — Да дверь-то, дверь-то затворяй! — вскрикнул он. — Непременно впустил десяток целый.
Каждый раз, как раздавался писк отворяемой
двери, говор
в толпе затихал, и все
оглядывались, ожидая видеть входящих жениха и невесту.
Когда все сели, Фока тоже присел на кончике стула; но только что он это сделал,
дверь скрипнула, и все
оглянулись.
В комнату торопливо вошла Наталья Савишна и, не поднимая глаз, приютилась около
двери на одном стуле с Фокой. Как теперь вижу я плешивую голову, морщинистое неподвижное лицо Фоки и сгорбленную добрую фигурку
в чепце, из-под которого виднеются седые волосы. Они жмутся на одном стуле, и им обоим неловко.
Сонечка занимала все мое внимание: я помню, что, когда Володя, Этьен и я разговаривали
в зале на таком месте, с которого видна была Сонечка и она могла видеть и слышать нас, я говорил с удовольствием; когда мне случалось сказать, по моим понятиям, смешное или молодецкое словцо, я произносил его громче и
оглядывался на
дверь в гостиную; когда же мы перешли на другое место, с которого нас нельзя было ни слышать, ни видеть из гостиной, я молчал и не находил больше никакого удовольствия
в разговоре.
Аркадий
оглянулся и увидал женщину высокого роста,
в черном платье, остановившуюся
в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Здесь, на воздухе, выстрелы трещали громко, и после каждого хотелось тряхнуть головой, чтобы выбросить из уха сухой, надсадный звук. Было слышно и визгливое нытье летящих пуль. Самгин
оглянулся назад —
двери сарая были открыты, задняя его стена разобрана; пред широкой дырою на фоне голубоватого неба стояло голое дерево, —
в сарае никого не было.
— Эй, барин, ходи веселей! — крикнули за его спиной. Не
оглядываясь, Самгин почти побежал. На разъезде было очень шумно, однако казалось, что железный шум торопится исчезнуть
в холодной, всепоглощающей тишине.
В коридоре вагона стояли обер-кондуктор и жандарм,
дверь в купе заткнул собою поручик Трифонов.
«
В какие глупые положения попадаю», — подумал Самгин,
оглядываясь. Бесшумно отворялись
двери, торопливо бегали белые фигуры сиделок, от стены исходил запах лекарств,
в стекла окна торкался ветер.
В коридор вышел из палаты Макаров, развязывая на ходу завязки халата, взглянул на Клима, задумчиво спросил...
Самгин снял шляпу, поправил очки,
оглянулся: у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним, на полу, — старая, истоптанная шкура белого медведя,
в углу — шкаф для платья с зеркалом во всю величину
двери; у стены — два кожаных кресла и маленький, круглый стол, а на нем графин воды, стакан.
Но
в дверях столовой,
оглянувшись, увидал, что Борис, опираясь руками о край стола, вздернув голову и прикусив губу, смотрит на него испуганно.
Она говорила быстро, ласково, зачем-то шаркала ногами и скрипела створкой
двери, открывая и закрывая ее; затем, взяв Клима за плечо, с излишней силой втолкнула его
в столовую, зажгла свечу. Клим
оглянулся,
в столовой никого не было,
в дверях соседней комнаты плотно сгустилась тьма.
Она отошла от него, увидав своих знакомых, а Самгин,
оглянувшись, заметил у
дверей в буфет Лютова во фраке, с папиросой
в зубах, с растрепанными волосами и лицом
в красных пятнах.
Бесконечную речь его пресек Диомидов, внезапно и бесшумно появившийся
в дверях, он мял
в руках шапку,
оглядываясь так, точно попал
в незнакомое место и не узнает людей. Маракуев очень, но явно фальшиво обрадовался, зашумел, а Дьякон, посмотрев на Диомидова через плечо, произнес, как бы ставя точку...
«Тоже — «объясняющий господин», — подумал Клим, быстро подходя к
двери своего дома и
оглядываясь. Когда он
в столовой зажег свечу, то увидал жену: она, одетая, спала на кушетке
в гостиной, оскалив зубы, держась одной рукой за грудь, а другою за голову.
Он пошел к
двери и
оглянулся. Она сидит неподвижно: на лице только нетерпение, чтоб он ушел. Едва он вышел, она налила из графина
в стакан воды, медленно выпила его и потом велела отложить карету. Она села
в кресло и задумалась, не шевелясь.
— Я приведу Петра Ипполитовича, — встала Анна Андреевна. Удовольствие засияло
в лице ее: судя по тому, что я так ласков к старику, она обрадовалась. Но лишь только она вышла, вдруг все лицо старика изменилось мгновенно. Он торопливо взглянул на
дверь,
огляделся кругом и, нагнувшись ко мне с дивана, зашептал мне испуганным голосом...
— Вы все говорите «тайну»; что такое «восполнивши тайну свою»? — спросил я и
оглянулся на
дверь. Я рад был, что мы одни и что кругом стояла невозмутимая тишина. Солнце ярко светило
в окно перед закатом. Он говорил несколько высокопарно и неточно, но очень искренно и с каким-то сильным возбуждением, точно и
в самом деле был так рад моему приходу. Но я заметил
в нем несомненно лихорадочное состояние, и даже сильное. Я тоже был больной, тоже
в лихорадке, с той минуты, как вошел к нему.
Отворив
дверь из коридора, мать-Шустова ввела Нехлюдова
в маленькую комнатку, где перед столом на диванчике сидела невысокая полная девушка
в полосатой ситцевой кофточке и с вьющимися белокурыми волосами, окаймлявшими ее круглое и очень бледное, похожее на мать, лицо. Против нее сидел, согнувшись вдвое на кресле,
в русской, с вышитым воротом рубашке молодой человек с черными усиками и бородкой. Они оба, очевидно, были так увлечены разговором, что
оглянулись только тогда, когда Нехлюдов уже вошел
в дверь.
В дверях гостиной, куда
оглянулся Привалов, стоял не один дядюшка, а еще высокая, худощавая девушка, которая смотрела на Привалова кокетливо прищуренными глазами.
Все
оглянулись.
В дверях стоял Чертопханов.
В качестве четвероюродного племянника покойного откупщика он тоже получил пригласительное письмо на родственный съезд. Во все время чтения он, как всегда, держался
в гордом отдалении от прочих.
Между тем Аркадий Павлыч расспрашивал старосту об урожае, посеве и других хозяйственных предметах. Староста отвечал удовлетворительно, но как-то вяло и неловко, словно замороженными пальцами кафтан застегивал. Он стоял у
дверей и то и дело сторожился и
оглядывался, давая дорогу проворному камердинеру. Из-за его могущественных плеч удалось мне увидеть, как бурмистрова жена
в сенях втихомолку колотила какую-то другую бабу. Вдруг застучала телега и остановилась перед крыльцом: вошел бурмистр.
— А то раз, — начала опять Лукерья, — вот смеху-то было! Заяц забежал, право! Собаки, что ли, за ним гнались, только он прямо
в дверь как прикатит!.. Сел близехонько и долго-таки сидел, все носом водил и усами дергал — настоящий офицер! И на меня смотрел. Понял, значит, что я ему не страшна. Наконец, встал, прыг-прыг к
двери, на пороге
оглянулся — да и был таков! Смешной такой!
Тут он было вышел, но остановился
в дверях,
оглянулся на простреленную мною картину, выстрелил
в нее, почти не целясь, и скрылся.
Мы вошли
в дом и сели друг подле друга. Мы молчали. Нам очень неловко было обоим. Мы беспрестанно
оглядывались, посматривали на
дверь, прислушивались. Наконец Гагин встал.
Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошел от окошка, тихо перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у
двери в это время завертелась:
дверь распахнулась со скрыпом, и девушка на поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко
оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог.
В полуясном мраке горели приветно, будто звездочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто, и от орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на щеках ее.
Черт
в одну минуту похудел и сделался таким маленьким, что без труда влез к нему
в карман. А Вакула не успел
оглянуться, как очутился перед большим домом, вошел, сам не зная как, на лестницу, отворил
дверь и подался немного назад от блеска, увидевши убранную комнату; но немного ободрился, узнавши тех самых запорожцев, которые проезжали через Диканьку, сидевших на шелковых диванах, поджав под себя намазанные дегтем сапоги, и куривших самый крепкий табак, называемый обыкновенно корешками.
Впоследствии,
в минуты невольных уединений, когда я
оглядывался на прошлое и пытался уловить, что именно
в этом прошлом определило мой жизненный путь,
в памяти среди многих важных эпизодов, влияний, размышлений и чувств неизменно вставала также и эта картина: длинный коридор, мальчик, прижавшийся
в углублении
дверей с первыми движениями разумной мечты о жизни, и огромная мундиро — автоматическая фигура с своею несложною формулой...
Он остановился, как будто злоба мешала ему говорить.
В комнате стало жутко и тихо. Потом он повернулся к
дверям, но
в это время от кресла отца раздался сухой стук палки о крашеный пол. Дешерт
оглянулся; я тоже невольно посмотрел на отца. Лицо его было как будто спокойно, но я знал этот блеск его больших выразительных глаз. Он сделал было усилие, чтобы подняться, потом опустился
в кресло и, глядя прямо
в лицо Дешерту, сказал по — польски, видимо сдерживая порыв вспыльчивости...
Опрометью летевшая по двору Катря набежала на «фалетура» и чуть не сшибла его с ног, за что и получила
в бок здорового тумака. Она даже не
оглянулась на эту любезность, и только голые ноги мелькнули
в дверях погреба: Лука Назарыч первым делом потребовал холодного квасу, своего любимого напитка, с которым ходил даже
в баню. Кержак Егор спрятался за
дверью конюшни и отсюда наблюдал приехавших гостей: его кержацкое сердце предчувствовало, что начались важные события.
Лихо рванула с места отдохнувшая тройка
в наборной сбруе, залились серебристым смехом настоящие валдайские колокольчики, и экипаж птицей полетел
в гору, по дороге
в Самосадку. Рачителиха стояла
в дверях кабака и причитала, как по покойнике. Очень уж любила она этого Илюшку, а он даже и не
оглянулся на мать.
— Неприятное положение, — отвечала Женни и
в то же мгновение,
оглянувшись на растворенную
дверь детской; вскрикнула, как вскрикивают дети, когда страшно замаскированный человек захватывает их
в уголке, из которого некуда вырваться.
Розанов
оглянулся и на пороге
дверей залы увидел Бертольди. Она почти нимало не изменилась: те же короткие волосы, то же неряшество наряда, только разве
в глазах виднелось еще больше суетной самоуверенности, довольства собою и сознания достоинств окружающей ее среды.
Я так увлекся перечитыванием незнакомого мне урока, что послышавшийся
в передней стук снимания калош внезапно поразил меня. Едва успел я
оглянуться, как
в дверях показалось рябое, отвратительное для меня лицо и слишком знакомая неуклюжая фигура учителя
в синем застегнутом фраке с учеными пуговицами.
За Родионом Антонычем был послан третий рассылка. Раиса Павловна начинала терять терпение, и у ней по лицу выступили багровые пятна.
В момент, когда она совсем была готова вспылить неудержимым барским гневом,
дверь в кабинет неслышно растворилась, и
в нее осторожно пролез сам Родион Антоныч. Он сначала высунул
в отворенную половинку
дверей свою седую, обритую голову с щурившимися серыми глазками, осторожно
огляделся кругом и потом уже с подавленным кряхтением ввалился всей своей упитанной тушей
в кабинет.
Вечером хохол ушел, она зажгла лампу и села к столу вязать чулок. Но скоро встала, нерешительно прошлась по комнате, вышла
в кухню, заперла
дверь на крюк и, усиленно двигая бровями, воротилась
в комнату. Опустила занавески на окнах и, взяв книгу с полки, снова села к столу,
оглянулась, наклонилась над книгой, губы ее зашевелились. Когда с улицы доносился шум, она, вздрогнув, закрывала книгу ладонью, чутко прислушиваясь… И снова, то закрывая глаза, то открывая их, шептала...
Сзади — знакомая, плюхающая, как по лужам, походка. Я уже не
оглядываюсь, знаю: S. Пойдет за мною до самых
дверей — и потом, наверное, будет стоять внизу, на тротуаре, и буравчиками ввинчиваться туда, наверх,
в мою комнату — пока там не упадут, скрывая чье-то преступление, шторы…
А потом согнутая человеческая щепочка
в дверях, крошечная тень за стеной — не
оглядываясь, быстро — все быстрее…
Шум у
дверей прервал мои размышления; я
оглянулся и увидал полицейского солдата, который держал за веревочку человека с бородой, одетого
в русский кафтан.
Варвара Петровна безмолвно смотрела на нее широко открытыми глазами и слушала с удивлением.
В это мгновение неслышно отворилась
в углу боковая
дверь, и появилась Дарья Павловна. Она приостановилась и
огляделась кругом; ее поразило наше смятение. Должно быть, она не сейчас различила и Марью Тимофеевну, о которой никто ее не предуведомил. Степан Трофимович первый заметил ее, сделал быстрое движение, покраснел и громко для чего-то возгласил: «Дарья Павловна!», так что все глаза разом обратились на вошедшую.
И она быстро зашептала ему,
оглядываясь на запертую
дверь, чтобы кто не подслушал, — что здесь,
в этой деревне, беда-с.
— Ну а теперь полно здесь перхать. Алё маршир
в двери! — скомандовал Термосесов и, сняв наложенный крючок с
дверей, так наподдал Данилке на пороге, что тот вылетел выше пригороженного к крыльцу курятника и, сев с разлету
в теплую муравку, только
оглянулся, потом плюнул и, потеряв даже свою перхоту, выкатился на четвереньках за ворота.
Теперь они сразу стали точно слепые. Не пришли сюда пешком, как бывало на богомолье, и не приехали, а прилетели по воздуху. И двор мистера Борка не похож был На двор. Это был просто большой дом, довольно темный и неприятный. Борк открыл своим ключом
дверь, и они взошли наверх по лестнице. Здесь был небольшой коридорчик, на который выходило несколько
дверей. Войдя
в одну из них, по указанию Борка, наши лозищане остановились у порога, положили узлы на пол, сняли шапки и
огляделись.
— Тэрти-файф, тэрти-файф (тридцать пятый), — сказал он ласково, и после этого, вполне уверенный, что с таким точным указанием нельзя уже сбиться, побежал по своему спешному делу, а Матвей подумал,
оглянулся и, подойдя к ближайшему дому, позвонил.
Дверь отворила незнакомая женщина с лицом
в морщинах и с черными буклями по бокам головы. Она что-то сердито спросила — и захлопнула
дверь.
— Так бог судил! — сказал татарин, проходя
в сени. Скрипнула
дверь — Матвей
оглянулся и подумал...
Диван с валяющимися на нем газетами, пустые бутылки по углам, стаканы и недопитая бутылка на столе, среди сигар, галстуков и перчаток; у
двери — темный старинный шкаф,
в бок которому упиралась железная койка, с наспех наброшенным одеялом, — вот все, что я успел рассмотреть,
оглянувшись несколько раз.
Я хотел ответить Олесе какой-нибудь шуткой и не мог: слишком много искреннего убеждения было
в ее словах, так что даже, когда она, упомянув про судьбу, со страшной боязнью
оглянулась на
дверь, я невольно повторил это движение.
Мне почудилось, что он хочет еще что-то прибавить, очень важное для меня и неприятное, мне показалось даже, что по лицу его скользнуло беглое выражение злой насмешки. Я нарочно задержался
в дверях и с вызовом
оглянулся на Ярмолу. Но он уже, не глядя на меня, тащил за узду лошадь, которая вытягивала вперед шею и осторожно переступала ногами.